Интеллигенция и народное хозяйство1

П.Б. СТРУВЕ

Все перечувствованное и передуманное за последние 5 лет, весь этот огром­ный проделанный нами исторический опыт требует, чтобы мы его осмыслили.

Было бы ошибочно думать, что мы пережили только "политические" годы и нуждаемся только в политическом поучении, в политических выводах. Более того, можно сказать, что в некоторых отношениях чисто политическая точка зрения пока бесплодна. Бесплодна потому, что, как ни ясны некоторые по­литические цели, никто не может пока указать ясных политических путей к этим целям. Сравнительно с дооктябрьским прошлым Россия сделала огромный принципиальный шаг вперед в политическом отношении. Но, сделав этот шаг, она очутилась перед культурными проблемами, которые, казалось, были оттеснены на задний план политическим вопросом. Если прежде можно было сказать — и, по крайней мере, психологически это было верно, — что никакой культурный прогресс невозможен без решительного, принципиального поли­тического разрыва с прошлым, — то теперь так же решительно можно утверждать, что никакой политический шаг вперед невозможен вне культурного прогресса; без такого прогресса всякое политическое завоевание будет приз­раком, будет висеть в воздухе.

Из фатального круга двух основных политических положений: 1) необходима конституция, прочный правовой порядок и 2) правительство, которое в политическом смысле держит в своих руках положение, ведет всякую иную, только не конституционно-зиждительную и конституционно-консервативную политику, оно — пленник и исполнительный орган реакции, — из этого фа­тального круга самого по себе невозможно извлечь ничего положительного. Все свести к критике правительства значило бы безмерно преувеличивать значение данного правительства и власти вообще: источник неудач, разочарований и поражений, постигших Россию, лежит гораздо глубже. Даже если бы каким-нибудь чудом политический вопрос оказался разрешенным, решение его лишь более выпукло выдвинуло бы значение другой, более глубокой задачи. Это значит: общество должно задуматься над самим собой. Мы переживаем идейный кризис, и его надо себе осмыслить во всем его национальном значении.

Потерпело крушение целое миросозерцание, которое оказалось несостоя­тельным. Основами этого миросозерцания были две идеи или, вернее, сочетание двух идей: 1) идеи личной безответственности и 2) идеи равенства. Применение этих идей к общественной жизни заполнило и окрасило собой нашу революцию.

И тут прежде всего внимание останавливается на судьбах русского народ­ного хозяйства. В основе всякого экономического прогресса лежит вытеснение менее производительных общественно-экономических систем более производи­тельными. Это не общее место, а очень тяжеловесная истина. Ее нельзя и не следует понимать "материалистически", как делает школьный марксизм. Более производительная система не есть нечто мертвое, лишенное духовности. Большая производительность всегда опирается на более высокую личную годность. А личная годность есть совокупность определенных духовных свойств: выдержки, самообладания, добросовестности, расчетливости. Прогрессирующее общество может быть построено только на идее личной годности как основе и мериле всех общественных отношений. Если в идее свободы и своеобразия личности был заключен вечный идеалистический момент либерализма, то в идее личной годности перед нами вечный реалистический момент либерального миросозерцания.

1"Слово" от 16-го ноября 1908 г. и "Русская Мысль", 1908, декабрь.

Идею годности англичане выражают словом: efficiency, немцы — словом Tiichtigkeit. Француз просто скажет: force и будет прав. Ибо годность — сила.

В русской революции идея личной годности была совершенно погашена. Она была утоплена в идее равенства безответственных личностей. Идея личной безответственности есть прямая противоположность идее личной годности. Я требую того-то и того-то, совершенно независимо от того, могу ли я оправдать это требование своим личным поведением, во имя равенства всех людей, — говорит идея личной безответственности. Я требую того-то и того-то и берусь оправдать это требование своим личным поведением, — говорит идея личной годности. Эти противоположения могут показаться отвлеченными, но мы с болью в сердце наблюдали и наблюдаем их значение в русской действительности.

Я нарочно не употребляю слова "социализм", хотя идея безответственного равенства часто проповедовалась и проповедуется и на Западе, и у нас под этой популярной кличкой, в которую каждый влагает свой смысл. Дело тут и идеях не как отвлеченных построениях, а как живых силах. Если идея личной годности есть идея "буржуазная", то я утверждаю, что всякий хороший европейский рабочий — органический "буржуа", который в своем поведении так же не может отрешиться от этой идеи, как человек вообще не может разучиться передвигаться на двух ногах.

Русская интеллигенция воспиталась на идее безответственного равенства. И потому она никогда не способна была понимать самого существа экономического развития общества. Ибо экономический прогресс общества основан на торжестве бол^е производительной хозяйственной системы над менее производительной, а элементом более производительной системы является всегда человеческая личность, отмеченная более высокой степенью годности.

Так, русская интеллигенция в ее целом не понимала и до сих пор не понимает значения и смысла промышленного капитализма. Она видела в кем только "неравное распределение", "хищничество" или "хапание" и не видела в его торжестве победы более производительной системы, не понимала его роли в про­цессе хозяйственного воспитания и самовоспитания общества. Подчеркивая это, я повторяю то, на чем я настаивал около 15 лет тому назад в Своих "Критических Заметках". Но следует откровенно сказать: проповедь и успехи марксизма в этом пункте по существу прошли почти бесследно для русской интеллигентской мысли. Более того, самый марксизм в своем широком общест­венном выражении, в русской социал-демократии, оказался лишь особой перелицовкой старого народничества.

В том, о чем я говорю, я вижу один из глубоких идейных корней тех неудач, которые постигли наше общественное движение. Значение того, как думает интеллигенция, чрезвычайно велико. О том, что между народом и интел­лигенцией существует идейная пропасть, в настоящее время могут говорить только черносотенцы или те черносотенцы наизнанку, которые, по-видимому, рекрутируются из бывших декадентских кругов. Замечательный исторический и социологический урок русской революции заключается именно в том, что она показала, с какой легкостью закрылась эта пресловутая "пропасть": идеи интел­лигенции поразительно быстро проникли в народные массы и действенно заразили их. В силу этого ответственность интеллигенции за свое "умоначертание" чрезвычайно велика. Оно перестало быть просто интеллигентским делом.

Для того чтобы не оставалось никакого недоразумения, я должен сказать, что, на мой взгляд,
в основе столкновений общественно-экономических миросозерцании лежат различные религиозные миросозерцания. В основе нашего интеллигентского экономического миросозерцания может лежать либо тот безрелигиозный механический рационализм, из которого выросла доктрина западноевропейского социализма, своего рода общественный атеизм, либо то религиозное народничество, самым ярким выразителем которого является Лев Толстой и для которого идеал человека — "Иванушка дурачок". Оба эти резко, до враждебности различные мировоззрения сходятся в одном, что они не уважают и не любят в человеке "силы" и не различают в людях "качества", т.е. именно того, в чем суть идеи личной годности.

Для тех, кто стоит на этой идее, имеющей, по моему глубочайшему убеж­дению, религиозный корень, должно быть ясно, что русская интеллигенции нуждается в коренной перестройке всего своего общественно-экономического мировоззрения. Я думаю, что такая перестройка уже совершается.

Этот идейный процесс не может не иметь огромного реального значения, Рядом с тем тупиком, в который зашла интеллигентская мысль, с тем кризисом, который она переживает, — встает другой кризис, это — тот кризис, в котором находится все наше народное хозяйство. Помимо причин случайных и времен­ных, кризис этот обусловливается в конце концов недостаточной производи­тельностью народного труда. Если главный идейный дефект интеллигенции состоит в неуважении к идее производительности, то ясно, что этот дефект  может только подчеркивать и обострять жалкое положение народного хозяйства, движущей силой которого могут быть только человек и его дух.

Выход из этого положения заключается в коренном принципиальном, идейном изменении отношения интеллигенции к производительному процессу в обществе. В особенности это верно по отношению к промышленности, которая и у нас в целом уже давно сложилась в капиталистические формы. Интеллигенция, как таковая, иногда по найму служит производству, но в общественном смысле она всегда рассматривала и рассматривает до сих пор этот процесс только под углом зрения "распределения" или "потребления". Она остается не только чуждой, но, в сущности, враждебной его творческой, активной стороне, тому, что в нем есть "производство", т.е. создание благ и приращение ценностей, питание и совершенствование хозяйства.

Она должна понять, что производительный процесс есть не "хищничество", а творчество самых основ культуры.

С другой стороны, практические, экономически ответственные деятели этого процесса, занимающие в нем "хозяйское" положение, не могут мыслить себя просто как представители групповых или классовых интересов. Интерес имеет лишь постольку оправдание, отстаивание его есть лишь постольку культурное дело, поскольку в основе самого интереса лежит известное общественное служение, осуществление известной функции, имеющей творческое значение для общества в его целом.

В возбуждении той основной для всей общественной жизни функции, которую выполняет национальное производство, в окрылении ее широкими идеями и перспективами состоит, на мой взгляд, самая настоятельная задача современ­ности. Без осуществления этой задачи невозможно оздоровление национальной жизни.

К этой задаче нельзя подступиться ни с идеей безответственного равенства, ни с идеей классовой борьбы, ни с идеей опеки, осуществляемой над обществом стоящею вне этого общества властью. Ей соответствуют только идея и идеал наивысшей производительности и ее основы — наивысшей личности годности.

Развитие производительных сил страны должно быть понято и признано как национальный идеал и национальное служение. Развитие это может осуществляться только на основе свободной дисциплины труда, немыслимой вне идеи личной годности.

При свете этих общих идей задача экономического оздоровления России, не теряя нисколько связи с реальными условиями русской жизни, не может не явиться задачей в высокой степени идеальной и идеалистической. И этот двойной характер — реальный и идеальный — она должна сохранять. Хозяйственную жизнь страны нельзя, конечно, строить на отвлеченных идеях, лишенных связи с жизнью и игнорирующих даже человеческую природу. Но, с другой стороны, окрылить общество и явиться творческой силой может только широкая, истинно-национальная и истинно-государственная задача, в осуществлении которой реальные личные и групповые интересы сливались бы в национальное служение.